В работах русских историков XIX — начала XX в. история маньчжурской агрессии сводилась только к описанию воен­ных действий на Амуре, и прежде всего — защиты Албази­на *. Действительно, Албазин был основой русской обороны на Амуре, и многое зависело от его судьбы. Однако этим не исчерпывалась история событий на Дальнем Востоке в 80-х годах XVII в. Не менее сложная военная обстановка скла­дывалась и в Забайкалье, где в начале 1685 г. Кан-си удалось склонить Очирой Саин-хана и его сторонников к возобнов­лению военных действий. Русскому командованию приходи­лось обороняться за Байкалом на двух фронтах.

 

После захвата острогов на Зее и Селемдже маньчжурское командование решило путем кавалерийских набегов из свое­го укрепленного лагеря около устья Зеи уничтожить русские селения на Амуре, обеспечивавшие Албазин продовольствием, а затем осадить и взять крепость. Приказ о наступлении маньчжурских войск был отдан Кан-си 21 февраля 1684 г., но до июля они не предпринимали наступательных действий, и русское население на Амуре беспрепятственно закончило полевые работы. Несмотря на военную обстановку, связи между коренным населением, обитавшим на Амуре, и их род­ственниками в Маньчжурии не прекращались. Этим путем в Нерчинск и Албазин была доставлена весть о том, что маньчжурские войска готовились также к наступлению на Нерчинск и от Науна «прочистили» через леса «дорогу не­малую».

 

Сразу же после своего приезда в Албазин А. Л. Толбузин со второй половины мая 1684 г. начал высылать в разведку вверх по амурскому берегу «проезжие станицы». В начале июля один из казачьих отрядов обнаружил маньчжурские войска в непосредственной близости от Албазина; 5 июля маньчжурский отряд напал на правом берегу Амура на рус­скую Чулкову деревню, разорил ее, захватил в плен часть населения и поспешно отступил. Оставшиеся крестьяне с семьями бежали в Албазин, а вслед за ними стали искать там спасения крестьяне левобережных амурских деревень. В это время И. О. Власов писал в Енисейск К. О. Щербато­ву о гибели наиболее отдаленных от Албазина русских де­ревень. Местные русские промышленные люди не ушли на соболиные промыслы и остались в Албазине. А. Л. Толбузин собрал все окрестное русское население в крепость и ждал осады «с часу на час». Всего там собралось 120 служилых, 250 промышленных людей и 97 крестьян. До самой осени в Албазине ожидали прихода неприятеля и приступили к убор­ке полей только тогда, когда хлеб начал осыпаться и поло­вина его пропала[1]. По каким-то соображениям маньчжур­ские войска осенью 1684 г. не предприняли наступательных операций, хотя еще в июне богдыхан Кан-си указал на не­обходимость захвата под Албазином созревшего урожая.

 

Наконец, в марте 1685 г. маньчжурские войска появились под самым Албазином. Кавалерийский отряд численностью до ста человек занял в трех верстах от крепости мельницу тор­гового человека Ф. Бурдуковского, захватил в плен ее вла­дельца, частично перебил, а частично пленил находившихся там казаков и работников и тотчас отошел. А. Л. Толбузин на следующий день выслал к мельнице казачий отряд и вновь стал ожидать осады[2]. До лета 1685 г. маньчжуры больше не подходили к Албазину, и местное население «в ближних ме­стах» засеяло пашни.

 

В начале 1685 г. русские воеводы стали получать изве­стия о военных приготовлениях монгольских тайшей. В фев­рале 1685 г. приказчик Тункинского острога Е. Могулев до­носил в Иркутск о намерении семи монгольских тайшей идти «войной» в Прибайкалье, и Л. Кислянский послал ему под­крепление. В марте 1685 г. И. О. Власов был извещен бежав­шей из монгольского плена «женкой иноземкой» о намере­нии монгольских и табунутских тайшей с десятитысячным войском около плотбища (Чита) не пропустить к Нерчинску следовавших с А. Бейтоном пополнений. И. О. Власов послал в Удинск гонца к А. Бейтону, настаивая на «поспешении»[3]. Монгольские тайши действительно задержали продвижение отряда А. Бейтона. В Удинск А. Бейтон пришел на «страст­ную неделю» (между 13—18 апреля). Неприятельские отря­ды тотчас угнали у него табун лошадей и быков, предназна­чавшихся для перевозки военного снаряжения. Тогда более 400 казаков с местными промышленными и гулящими людь­ми и баргузинскими тунгусами (всего до 780 человек) дви­нулись вверх по р. Чикой отбивать скот. Около месяца было потеряно на этот поход. Казаки вернули часть лошадей, от­били 150 голов рогатого скота, тысячную отару овец и, не­смотря на преследование двухтысячного монгольского отря­да, без потерь вернулись в Удинск [4].

 

В первых числах июня маньчжурские отряды вновь по­явились под Албазином и отогнали конный табун6. «Мало­людство» не позволяло А. Л. Толбузину высылать «дальние сторожи» для наблюдения за неприятелем. Поэтому когда

 

10 июня 1685 г. основные маньчжурские силы берегом и на судах подошли к «нижним Албазинского острога заимкам», собрать все русское население в крепость оказалось невоз­можно. За два дня, 10 и 11 июня, в Албазине собралось до 450 человек — служилых, торговых, промышленных, гулящих людей и крестьян. Местные жители из «верхних» деревень попытались с семьями на плотах, бросив все свое имущество, добраться до Албазина. С маньчжурских кораблей им пред­ложили сдаться. После их отказа маньчжуры открыли по плотам огонь из пушек. Часть крестьян были взяты в плен, часть — убиты или утонули, лишь некоторым раненым уда­лось достигнуть Албазина[5]. Часть местных жителей ушла в тайгу.

 

Богдыхан Кан-си еще в апреле 1685 г. решил перед на­чалом осады Албазина послать в Москву на имя царя гра­моту с условиями мира. Грамоту в трех экземплярах (на русском, латинском и китайском языках) передали А. Л. Тол­бузину 11 июня отпущенные из плена промышленные люди Федор Тельный и Ганка Дмитриев[6]. Одновременно такие же грамоты с другими пленными бйли посланы в Якутск, через

 

Северную Монголию в Селенгинск и через Джунгарию в То­больск. Ранее других, 15 ноября 1685 г., в Москву были до­ставлены грамоты, посланные через Северную Монголию с казаками Якимом Ивановым и Григорием Фоминым. Только к концу октября 1685 г. добрались с «листами» до Краснояр­ска трое других русских пленников — Ларион Куликов, Ми­хаил Сафьянчиков и Иван Киселев (Л. Куликов вывез на родину сохраненное на себе знамя отряда, защищавшего Верхозейский острог, а на пути в Россию тайно от сопровож­давшей охраны он со своими товарищами измерил высоту и ширину Великой Китайской стены, составившие соответствен­но 15 и 21 аршин)[7]. В этих грамотах Кан-си, призывая жить «в совете», «без драки и без войны», «торги меж собою тор- говати и послы посылать», соглашался отозвать свои войска из-под Албазина при условии ухода русских с Амура и уста­новления границы на рубеже около Якутска или в «ином ме­сте» и до Енисейска [8].

 

Другими словами, маньчжурский двор претендовал на всю Восточную Сибирь. Уверенность, с какой эти ультимативные условия предъявлялись России, объяснялась тем, что мань­чжуры знали о своем абсолютном численном превосходстве и надеялись на успех Очирой Саин-хана в Забайкалье. О со­гласованности действий маньчжурских войск и тайшей сви­детельствует одновременность их наступления. Маньчжуры подошли к Албазину 10 июня, а тайши осадили Селенгинск

 

11 июня 1685 г. И. Поршенников, успевший собрать для за­щиты острога сотню людей, писал в Енисейск: «От мунгал- ские силы... болшого страху не имеем, страшит нас богдой- ская сила, потому что нас в Селенгинску конечное мало­людство, порохом и оружием скудно»[9]. Монгольские отряды ограничились блокадой Селенгинска и Удинска и не рискну­ли на штурм [10]. Слухи о вступлении маньчжурских войск в Северную Монголию не оправдались. Халхские феодалы по- прежнему не решались на этот шаг и согласились только по­слать в Китай свои войска для обучения. Приехавшие из Китая торговые бухарцы рассказывали в Сибири, что видели недалеко от Пекина, как маньчжурские инструкторы обуча­ли лучному бою пятитысячный отряд монголов [11].

 

Труднее складывалась обстановка под Тункинским остро­гом, прикрывавшим дорогу на Иркутск. За неделю до осады Селенгинска, 5 июня 1685 г., Л. Кислянский писал К. О. Щёр- батову о внезапной осаде, «изгоном» десятитысячным отря­дом Цецен-нойона и Шиптар-батура Тункинского острога, в котором было всего лишь 43 казака. Осада длилась месяц. Казаки выдержали трехдневный ожесточенный штурм, поте­ряли трех убитыми и шестерых пленными, ходили на вылаз­ку, но острог отстояли. Л. Кислянский вооружил в Иркут­ске посадских людей и крестьян, пополнил ими малочислен­ный местный гарнизон и со сводным отрядом в 120 человек двинулся на (помощь острогу. Цецен-нойон ее стал дожидать­ся подхода Л. Кислянского и снял осаду. Все участники обо­роны Тункинского острога были награждены отрезами кума­ча, а Л. Кислянский серебряным ковшом, соболями и китай­скими тканями[12].

 

Новая неудача монгольских отрядов объяснялась не толь­ко их неумением осаждать остроги, защитники которых к тому же были вооружены огнестрельным оружием. Последо­вательный сторонник мира с Россией, Ундур-Гэгэн вскоре направил к И. Поршенникову своего посланца и, вновь удо­стоверившись в решимости русских властей «не выдавать» бурятское население, отозвал свои отряды в Монголию. Бо­лее того, он добился у Цецен-нойона передачи ему русских пленных, захваченных под Тункинским острогом, и демонстра­тивно вернул им свободу.

 

На Амуре в Албазине положение русских войск станови­лось день ото дня труднее. А. Л. Толбузин успел послать 10 июня гонцов в Нерчинск с просьбой о помощи, а 12 июня Албазин уже находился в полной осаде. И. О. Власов полу­чил извещение 22 июня. Он тотчас вооружил находившихся в Нерчинске промышленных людей и довел свои ратные силы до 330 человек. Тогда же, 14 июня, из Аргунского острога к нему пришло сообщение, полученное от ясачных людей, о готовности на Науне к походу под Нерчинск 8900 маньчжур­ских солдат. Тем не менее 23 июня Анцифор Кондратьев по­вел из Нерчинска на 11 стругах отряд в 100 человек с двумя пушками и тремя затинными пищалями на помощь Албази­ну[13]. Тем временем маньчжурские войска готовились к штур­му, в 150 саженях от Албазина расставляли артиллерию, плетеные туры и щиты, копали земляные валы. Первоначаль­но А. Л. Толбузину показалось, что маньчжурская армия, подошедшая под Албазин на 100 бусах, насчитывала свыше 10 тыс. человек при 200 пушках, из них 50 «проломных». За­хваченный в плен китаец уточнил эти данные: в армии мань­чжуров было 4200 человек, в том числе 1200 «работников», 30 больших и 15 малых пушек. Кроме того, берегом подошли 1000 кавалеристов. Подавляющая часть неприятельских сол­дат была вооружена луками и только 100 человек пищалями, захваченными в русских острогах. Противостояло им 450 за­щитников Албазина, имевших 3 пушки и 300 ручных пища­лей. А. Л. Толбузин отверг предложение о сдаче. Он попы­тался усилить крепостные укрепления и начал ставить на валу вторую, внутреннюю стену[14]. Дней через десять после начала осады маньчжурская армия начала штурм Албазина. Отдельный отряд на бусах был поставлен на Амуре на слу­чай подхода русских подкреплений из Нерчинска. Мань­чжурские лучники, окопавшиеся вдоль берега Амура, долж­ны были отвлекать внимание защитников острога. По стенам острога, стоявшим перпендикулярно к Амуру, велся артил­лерийский огонь, а заднюю стену маньчжуры предполагали штурмовать, предварительно разрушив ее скрытно постав­ленными голландскими пушками [15]. Когда маньчжурская ар­тиллерия открыла огонь, стало ясно, что Албазин укреплен слишком слабо. За день бомбардировки маньчжурам уда­лось уничтожить во многих местах верхние и нижние «бои» (амбразуры) и разбить одну пушку. Их двадцатифунтовые ядра, по словам защитников, «сквозь острог проходили». Ал- базинские служилые люди, крестьяне и промышленные люди «нещадно» отбивали приступ и погибали на рушившихся сте­нах. «Огненными» стрелами маньчжурским лучникам уда­лось поджечь хлебные амбары, дворы и церковь с колоколь­ней. К концу первого же дня штурма в Албазине погибло более 100 защитников. Маньчжуры потеряли до 150 человек, ко не смогли ворваться в крепость. На следующий день Лан- тань приказал накидать под стены кучи дров н зажечь их. Но возможности обороны в полусожженном Албазине были исчерпаны; боеприпасы, порох и свинец кончились. А. Л. Тол­бузин вынужден был начать переговоры. Он просил три дня для обсуждения предъявленных условий сдачи: передачи острога и свободного ухода его защитников с оружием и пушками. Лантань потребовал немедленного принятия усло­вий и грозил возобновить бомбардировку. Во время перего­воров маньчжуры «рекомендовали» идти в Якутск, «страща­ли» наступлением вместе с монголами на Нерчинск, Еравнен- ский, Телембинский и Селенгинский остроги вплоть до Бай­кала и Якутска. Тогда А. Л. Толбузин вывел своих людей из Албазина. Маньчжуры тотчас нарушили условия догово­ра. Они отвели всех русских людей в свой обоз, отобрали пушки, все личное имущество, скот и «прельстили» более 50 человек перейти в свое подданство. Через четыре дня плен­ные были отпущены, и А. Л. Толбузин по берегу Амура и на небольших стругах повел оставшихся защитников, женщин и детей в Нерчинск. Испытывая недостаток в лодках и про­довольствии, А. Л. Толбузин в устье р. Уручи отпустил 120 че­ловек в Якутск, а сам с остальными людьми двинулся даль­ше вверх по Амуру. По пути к нему присоединялись крестья­не, скрывавшиеся в тайге. Маньчжурские войска шли сле­дом за русским отрядом. В устье р. Аргуни А. Л. Толбузин оставил казачий пост наблюдать за дальнейшим продвиже­нием неприятеля, а сам пошел по р. Шилке, где вскоре встре­тился с отрядом А. Кондратьева. В ночь на 3 июля казак Г. Фомин привез И. О. Власову весть о падении Албазина и отступлении А. Л. Толбузина. Через неделю, 10 июля, до Нер­чинска добрался и А. Л. Толбузин, с которым пришло уце­левшее албазинское население — 324 мужчины и 312 жен­щин и детей.

 

Часть отряда А. Л. Толбузина, двинувшаяся в Якутск, добралась туда более чем через месяц[16]. Сообщение об этих событиях дошло до Енисейска к 28 августа и было получено в Москве только 13 марта 1686 г. Одновременно в Москву был доставлен и пленный китаец Уонцыся[17].

 

Падение Албазина было одним из самых критических мо­ментов обороны Приамурья. Лантаню было приказано ско­сить весь хлеб, засеянный русскими на амурских берегах, и оставить там маньчжурское войско[18]. Наступать на Нерчинск сразу же после взятия Албазина маньчжуры не решились. Однако под Нерчинск непрестанно подходили монгольские отряды, угоняли скот, грозили подходом маньчжурских войск и, запугивая местных ясачных людей, запрещали им платить ясак. В июле—августе 1685 г. чемчагиры и карануты осаж­дали Аргунский острог, перебили более 30 окрестных ясач­ных тунгусов, нанесли потери гарнизону и угнали весь скот. Такие же набеги совершались на Телембинский острог.

 

В Забайкалье, несмотря на уход монгольских отрядов из-под Селенгинска и Удинска, тревожная обстановка сохра­нялась до августа[19]. В августе «крайние тайши, куконовы дети» вступили в контакт с И. Поршенниковым. Они отрица­ли свое участие в нападениях на русские владения, но от предложения прислать посланцев для урегулирования отно­шений уклонились до окончания совета, который проходил у Очирой Саин-хана с другими феодалами. По всей вероят­ности, в это время обстановка внутри самой Северной Мон­голии осложнилась и возникли серьезные противоречия с Джунгарией. В сентябре 1685 г. И. Поршенникову от послан­цев пяти «крайних» тайшей стало известно об уходе в Джун­гарию племянника Контазея-тайши с улусом в тысячу чело­век и о сборе по приказу Ундур-Гэгэна и Очирой Саин-хана у всех тайшей войска для погони за ним[20]. Интересную ин­формацию в октябре 1685 г. передали прибывшие в Иркутск джунгарские посланцы. Слухи об отъезде из Москвы с рат­ными людьми К. О. Хлопова достигли Китая и Монголии, и северомонгольские ханы стали опасаться русской рати[21]. В самом конце 1685 г. И. Поршенников посылал Г. Афанасье­ва для «торжишка» к Ундур-Гэгэну и Очирой Саин-хану; при переговорах с их стороны вновь последовали требования об «отдаче» бурятского и тунгусского населения Забайкалья. Очирой Саин-хан обещал поступить «нечестно», но дальше угроз не пошел[22].

 

В это же время маньчжуры прилагали большие усилия также к тому, чтобы поднять восстание тунгусского населе­ния и овладеть побережьем Охотского моря. После взятия Албазина в Удский острог был послан богдыханский «лист» с требованием уйти в Якутск и поставить там свой «рубеж»[23]. Во второй половине 1685 г. в верховьях р. Уды маньчжуры сделали попытку утвердиться[24]. Это встревожило якутского воеводу М. (Кровкова, и в июле 1685 г., получив последнюю отписку А. Л. Толбузина о намерении маньчжуров «учинить рубеж» на р. Лене, он начал готовить Якутск к осаде[25]. 'Не­смотря на подарки маньчжуров и их обещание не брать ама­натов, основная часть местного тунгусского населения не вы­ступила и даже просила у приказчиков Охотского острога защиты от своих же «немирных» соплеменников[26].

 

Таким образом, расчеты Кан-си на наступление своих северомонгольских сторонников и восстание тунгусского на­селения не оправдались. Сами маньчжуры не смогли развить наступление после захвата Албазина. Вопреки опасениям русских властей в Нерчинске, далее устья Аргуни маньч- журское войско не продвинулось.

 

Накануне прихода в Нерчинск отступавших албазинцев, 8 июля 1685 г., туда наконец прибыл со своим отрядом А. Бейтон. Монгольские отряды второй раз не рискнули на­падать на него, и от Удинска его отряд в 447 человек с тре­мя легкими пушками дошел до Нерчинска без осложнений. Остальные 126 человек с оставленными зимой 1684/85 г. на Ангаре пушками и боеприпасами прибыли в Нерчинск не­сколько позднее[27]. Спустя пять дней И. О. Власов отправил в разведывательный поиск вниз по Шилке на пяти стругах отряд десятника Я. Телицына в 70 человек. Ему было при­казано «с великой осторожностью» дойти до Амура, разве­дать расположение неприятельских войск и непременно до­быть «языка». В устье Аргуни ясачные люди сообщили Я.Те- лицыну об отходе маньчжурских войск вниз по Амуру. Отряд двинулся дальше, за полтора дня пути до Албазина высадил­ся на берег и дошел до разоренной русской крепости. Не­приятель ушел и оттуда. На пепелище Албазина казаки за­хватили китайца Уонцыся (Ван Цзы-ша?). Его отец, руле­вой на бусе, посадил ее на камни и был казнен. Опасаясь того же, Уонцыся бежал из маньчжурской армии и собирал­ся просуществовать около Албазина, где сохранялось много «русского запаса». Он сообщил Я. Телицыну неожиданную новость: маньчжурские воеводы получили приказ «наспех, днем и ночью» отступить от Албазина к Науну и «китайским де людем к Албазинскому вскоре ни коими делы быть не воз­можно, для того что велено началным людем с войском, ко­торые были под Албазинским острогом, быть в Китае тот час, потому что де никанские люди на китайского царя идут войной»[28]. По его же словам, маньчжуры оставили в своем городке около устья Зеи лишь небольшой гарнизон в 500 че­ловек. С этим важным сообщением Я. Телицын 7 августа вернулся в Нерчинск. Уход маньчжурской армии менял об­становку на Амуре. И. О. Власов, не теряя времени, тотчас принял решение занять Албазин, чтобы «не потерять... Даур­ской земли и побежной из Нерчинска славы не учинить».

 

Поспешность отступления маньчжуров была такова, что они не успели уничтожить засеянные поля. По плану

 

И. О. Власова, А. Л. Толбузин первоначально должен был построить «малую крепость» и «из-за нее хлеб снимать», без которого албазинский гарнизон не мог просуществовать. Нер­чинск сам снабжался «хлебными запасами» из Прибайкалья, и доставлять их далее, в Албазин, было крайне трудно. «Для обережения» хлебных полей из Нерчинска был выслан отряд в 198 человек во главе с А. Бейтоном, а вслед за ним «побежал» вниз по Амуру А. Л. Толбузин с отрядом в 316 че­ловек. 27 августа А. Л. Толбузин достиг Албазина. К осени

 

1685 г. в Албазине собралось 514 казаков и 155 крестьян и промышленных людей. В Нерчинске у И. О. Власова оста­лось 173 служилых человека, не считая казаков в Аргун­ском, Телембинском, Еравненском и Иргенском острогах; кроме того, ожидался подход 126 казаков А. Бейтона, следо­вавших от Байкала с пушками и боеприпасами. К началу

 

1686 г. в Албазине насчитывалось уже 725 человек, а в Нер­чинске и ближайших к нему острогах — 340 служилых и 100 промышленных людей. Всего, таким образом, к 1686 г. для обороны Приамурья было стянуто свыше тысячи ратных людей, число которых в случае необходимости могло быть увеличено за счет промышленных людей и крестьян.

 

Основную часть урожая (более чем с тысячи десятин) А. Л. Толбузину удалось снять; из-за позднего осеннего вре­мени не успели убрать хлеб лишь на наиболее отдаленных заимках. Одновременно заготавливался лес на «дворовое и городовое строение», восстанавливались дворы и началась постройка мощной земляной крепости, которой не были бы страшны «богдойские ядра».

 

По мнению И. О. Власова, Албазин следовало возводить чуть ниже «старого острожного места», где удобнее копать колодцы. Однако казачий круг, собранный А. Л. Толбузиным для обсуждения этого вопроса, высказался за восстановление Албазина на старом месте. Земляные стены ставились в 4 са­жени в ширину; до заморозков албазинцы успели вывести стены на 1,5 сажени в высоту. Деревянный «образец» (мо­дель) крепости А. Л. Толбузин выслал в Москву. Крепость строилась в виде прямоугольника, вытянутого вдоль Амура. Стену вдоль амурского берега предполагалось усилить баш­ней, чтобы препятствовать подходу неприятельских судов к самой крепости[29]. Точно восстановить внешний вид крепости очень трудно. В работах авторов XIX в., которые еще могли осмотреть развалины Албазина, она описывалась по-разному. Н. Я. Бичурин, посетивший развалины Албазина в начале

 

XIX в., писал: крепость «составляла четвероугольник, имев­ший до 60 русских сажен в поперечнике, что и ныне можно приметить по земляному с трех сторон валу, окруженному рвом с тремя выходами из крепости. С наречной стороны крутояр и вала не видно»[30]. По утверждению С. Максимова, в 50-х годах XIX в. плававшего по Амуру, на месте Албази­на прекрасно сохранились остатки земляных укреплений, по­строенных сначала даурами, затем Е. Хабаровым, Н. Черни­говским, А. Бейтоном и Лантанем. По его описанию, площадь в крепости была настолько велика, что внутри земляного ва­ла, имевшего в основании 4 сажени и 3 сажени в вышину, размещалась современная станица в 40 дворов; недалёко от берега находились остатки, по-видимому, колодца, а на го­ре — порохового погреба, выложенного кирпичом[31]. Более подробно описал остатки албазинской крепости Д. Романов. «Албазинский острог, грозно возвышаясь над рекой, сосед­ними островами и противоположным берегом, господствует в то же время и над окружающею местностью», — отмечал Д. Романов. По его наблюдению, острог «имел вид четырех­угольника или квадрата, которого одна сторона шла вдоль гребня набережного обрыва, две боковые примыкали к ней под прямыми углами, с тылу ограничивала их четвертая сторона, образуя с боковыми также прямые углы. Длина каж­дой стороны, или фаса, этого острога, или редута, была до 40 сажен, верхняя ширина вала — в нынешнем его состоя­нии от 17 до 30 фут, глубина осыпавшегося рва от 4 до 6 фут. По этим размерам надобно предполагать, что настоящая профиль этого острога была весьма сильна. По сохранившим­ся до нашего времени древним сказаниям, земляной вал ост­рога, в последнюю эпоху его существования, имел 4 сажени толщины и 3 сажени вышины: и этому можно поверить, судя по существующим остаткам». В середине каждой стороны острога, по-видимому, были выведены деревянные башни. Эти башни, прикрытые снаружи валом и рвом, остатки кото­рых еще сохранились в XIX в., обеспечивали фланковую обо­рону. У внутренней стороны набережной, около южного угла крепости, сохранились следы колодца или родника.

 

Выводя из Албазина свои войска, маньчжурское прави­тельство тем не менее продолжало укреплять коммуникации между Гириным и Айхунем и усиливать укрепленные лагеря на Амуре. Маньчжурские воеводы в Айхуне вскоре узнали

 

о занятии русскими войсками Албазина и возвращении туда населения и попытались уничтожить восстанавливаемые рус* ские селения. Уже осенью 1685 г. А. Л. Толбузин сообщал И. О. Власову об активности кавалерийских разъездов про­тивника. А. Л. Толбузин сразу же после возвращения пере­шел к активной обороне. Из Нерчинска в Албазин было до­ставлено несколько сот лошадей. Всякий раз, когда «отъез­жие караулы» сообщали о появлении неприятеля, ему на­встречу высылались под командой А. Бейтона кавалерийские отряды. Выдвинутый 25 сентября из Албазина к Погромной речке «отъезжий караул» 2 октября имел бой с неприятель­ским отрядом. Подошедший на помощь казачий отряд в 100 человек не смог догнать маньчжуров и вернулся назад. Через две недели, 14 октября, маньчжуры переправились че­рез Амур, напали на Лапкаевском лугу на Покровскую сло­боду, перебили и пленили часть населения и сожгли необмо­лоченный хлеб. Подошедший через несколько дней из Алба ­зина отряд не смог преследовать ушедшего за Амур неприя­теля из-за начавшегося ледохода. Вполне вероятно, что тогда же произошло нападение на Вяткину деревню. В начале ноября после сообщения караула, отступившего из Шинга- ловской заимки, о подходе неприятеля А. Бейтон с 200 ка­заками настиг маньчжуров у Монастырской заимки, нанес им поражение и захватил табун лошадей. Маньчжурской коннице пришлось уходить «крепкими лесными местами». 26 ноября маньчжуры вновь подошли «с низу» Амура к Шин- галовской заимке, захватили «языков» и ушли, хотя А. Бейтон со 150 казаками их преследовал двое суток «днем и ночью».

 

1 февраля крупный маньчжурский отряд в 500 человек подо­шел к Албазину и разорил в десяти верстах от него Боль­шую заимку. Снова русская кавалерия ходила в погоню. В декабре 1685 г. от захваченного шпиона стало известно о намерении маньчжурского командования летом 1686 г. вновь осадить Албазин. Чтобы проверить это важное сооб­щение, А. Бейтон с 300 кавалеристами в марте 1686 г. совер­шил смелый поиск вниз по Амуру. На р. Комаре он из заса­ды «наехал» на маньчжурский отряд и разбил его. Захва­ченный пленный 'подтвердил сведения о подготовке в Айхуне к новому наступлению на Албазиню

 

Весной 1686 г. маньчжурские отряды перестали появлять­ся в районе Албазина. Вернувшиеся русские жители успели восстановить некоторые селения, завезли из Нерчинска скот и засеяли более 500 десятин пашни.

 

В начале июля вновь начались тяжелые бои за Албазин. Русские «отъезжие караулы», выдвинутые от Албазина вниз по Амуру, столкнулись с передовыми частями маньчжурской армии и вовремя сообщили о ее наступлении. Население ус­пело укрыться в крепости. Работы по ее укреплению к этому моменту были почти закончены, колодец выкопан. Артил­лерия крепости состояла из мортиры («верховой пушки»), стрелявшей пудовыми ядрами, 8 пушек и 3 затинных пища­лей; в пороховом погребе хранилось более 112 пудов пороха и 60 пудов свинца. Муки из урожая 1685 г. должно было хватить до лета 1687 г. Табун лошадей в 500 голов албазин- цы отогнали в тайгу. А. Л. Толбузин, по-видимому, считал укрепления крепости и ее вооружение достаточными для того, чтобы выдержать штурм. Он послал к И. О. Власову гонца и просил поддержать его только «легкими людьми». Всего в Албазине собралось 826 защитников. Пятимесячная оборона Албазина, начавшаяся 7 июля 1686 г., по праву должна за­нять почетное место в истории русской военной славы.

 

Осадная армия подошла к русской крепости по амурско­му берегу и «водяным путем» на 150 бусах. Она насчитыва­ла до 5 тыс. человек при 40 пушках. Богдыхан Кан-си при­казал Лантаню после взятия Албазина сразу же наступать на Нерчинск, захватить его и вернуться зимовать к Албазину. Для обеспечения дальнейшего наступления маньчжуры при­гнали к Албазину до трех тысяч лошадей[34]. Перед осадой Лантань вновь прислал в Албазин грамоту с требованием уйти с Амура и в дальнейшем постоянно отправлял в крепость «прелестные письма». Однако все попытки поколебать стой­кость защитников оказались тщетными. Гарнизон решил обо­роняться до конца: «Един за единого, голова в голову, а на­зад де без указа нейдем».

 

В момент подхода маньчжурской армии к Албазину А. Л. Толбузин попытался не допустить высадки неприятеля с судов около самой крепости и сделал внезапную вылазку. Русский отряд во главе с А. Бейтоном, поддержанный из крепости ружейным и пушечным огнем, по свидетельству ки­тайского источника, действовал настолько энергично, что Лантань лично вынужден был наводить порядок в своих войсках[36]. Как и во время первой осады, маньчжуры сразу же постарались отрезать Албазин от Нерчинска и поставили свои суда выше крепости, чтобы препятствовать подходу под­креплений. Через неделю после начала осады Лантань начал штурм. Маньчжуры пошли на приступ с приречной и север­ной сторон. А. Л. Толбузин ответил вылазкой, и сами мань­чжуры признали, что «сколько во всю ту ночь до рассвета наши приступ не чинили, однако города за крепостью раз­бить не могли». Через два дня маньчжуры начали укреп­ляться вдоль амурского берега. А. Л. Толбузин и А. Бейтон воспользовались утренними густыми туманами и попытались сбросить противника в реку. Четыре дня русские вели бой у приречной стороны за выход к берегу. Маньчжурам удалось отбить вылазки, возвести там земляной вал и поставить ба­тареи[38]. Казаки из «отъезжего караула», не успевшие попасть в Албазин, наблюдали эти бои и рассказывали потом в Нер­чинске: «А был де у них, богдойских людей в одно время приступ к Албазину болшой и стрелбы из пушек из города, и в дыму де города и людей не видеть было; и не можа они, неприятели ничего сотворить, отступили прочь и стоят под городом за турами»[39]. На пятый день боев А. Л. Толбузин был тяжело ранен ядром и через четыре дня умер. Командо­вание крепостью принял Афанасий Бейтон. Дальнейшая обо­рона Албазина многим обязана этому смелому и распоряди­тельному человеку.

 

Лантань вынужден был признать стойкость русской обо­роны и неудачу штурма. Об этом «скорыми гонцами» он из­вестил Кан-си и получил приказ вести осаду и выморить за­щитников голодом, жаждой и холодом[41]. 19 августа И. О. Вла­сов на стругах. послал из Нерчинска под Албазин в развед­ку сына боярского Г. Лоншакова с 70 казаками. Отряд сумел скрытно подойти к Албазину. В его окрестностях к отряду присоединилось 20 казаков и крестьян, не успевших сесть в осаду. Маньчжурское войско плотно обложило Албазин, дер­жало многочисленные караулы, и разведчики не смогли ни добыть «языков», ни сообщить осажденным о готовящейся помощи. Однако они сумели разглядеть, что в Албазине со­хранялся боевой порядок и особых повреждений не было за­метно, хотя неприятельская артиллерия непрестанно велаогонь с трех сторон по стенам и башням[42]. Больше никаких сведений об Албазине в Нерчинск не поступало до начала ноября. В октябре к началу ледохода маньчжуры увели свои суда в затоны, чем воспользовался А. Бейтон. Во время ледо­хода, в ночь на 12 октября, трое смельчаков — казаки И. Бузунов, В. Бакшеев и Я. Мартынов — сумели выбрать­ся из Албазина и отплыть на лодке. Лавируя между льдина­ми, они проплыли четыре версты. Затем лодку раздавило льдом, и они выбрались на остров. Спустя неделю Амур стал, и казаки двинулись дальше. К 10 ноября они добрались до Нерчинска и рассказали о состоянии крепости и ее защитни­ках. До октября гарнизон Албазина пять раз делал вылазки, уничтожил до 150 неприятельских солдат и потерял 65 чело­век. Провианта в крепости хватало, но ощущался недостаток в воде, топливе и противоцинготных средствах: от цинги умерло уже 50 человек.

 

После неудачи первого штурма маньчжуры усилили зем­ляные работы. По наблюдению разведчиков маньчжуры по­вели траншеи и в 150—200 саженях от крепости соорудили вал с бойницами и четыре раската для артиллерии. За одним раскатом стояла батарея из 15 «ломовых» пушек. Для обо­роны вала маньчжуры построили редуты, а для укрепления его с тыла выкопали ров. Одну батарею Лантань поставил на о. Арбуне против набережного фаса Албазина. Около Албазина было устроено четыре «городка», где в землянках располагались неприятельские войска. Выше крепости мань­чжуры устроили пристань, а против крепости за Амуром — лагерь, укрепленный валом.

 

После приступов во второй половине июля маньчжуры предприняли новый штурм на «Семен день», т. е. 1 сентября, закончившийся также неудачно. Возможно, именно тогда они попытались взорвать крепостной вал путем подкопа, который был обнаружен и во время вылазки уничтожен казаками. Наконец, в октябре Лантань, армия которого увеличилась до 10 тыс. человек, начал последний ожесточенный штурм. Мань­чжуры соорудили два «дровяных» вала, из «смолья» и сыро­го дерева, которые, по-видимому, хотели подвести под самые стены крепости, а затем зажечь. Казаки во время вылазки один из них сожгли, а под второй подвели подкоп и взорва­ли. Одновременно маньчжуры попытались «заметать» кре­пость «сечеными дровами», т. е., по-видимому, из катапульт заваливали вал плахами. Дрова оказались весьма кстати для осажденных, сильно страдавших от отсутствия топлива. Маньчжуры утверждали, что на свою последнюю вылазку ал- базинцы вышли «всеми своими людьми» и хотели отбить пушки. Скорее всего, ввиду наступавшей зимы в последнем бою маньчжуры во что бы то ни стало хотели сломить со­противление Албазина, а осажденные в свою очередь стре­мились сорвать осаду. По утверждению казака М. Чаплина, прибывшего в декабре 1686 г. в Нерчинск, в этом бою алба­зин ды «побили» до 1500 человек.

 

К декабрю 1686 г. Албазин продолжал упорно оборонять­ся, хотя значительная часть его гарнизона за октябрь— ноябрь погибла. Более ста человек было убито на вылазках и во время бомбардировок, более 500 человек умерли от цинги. В живых осталось 150 человек.

 

Трудности, с которыми столкнулось маньчжурское прави­тельство в своих действиях в Приамурье, вынудили его пой­ти на установление дипломатических контактов с русским правительством. Официальное отношение богдыханского пра­вительства об условиях мира прибыло в Москву 15 ноября1685 г. Тем временем тревожные вести из Даурии и притяза­ния Кан-си на Восточную Сибирь побудили русское прави­тельство принять новые решения об обороне Сибири.

 

Прежде всего, согласно указу от 10 декабря 1685 г. из Москвы в Пекин были посланы подьячие Посольского при­каза Н. Венюков и И. Фаворов, посещавшие Китай еще с Н. Спафарием. В царской грамоте богдыхану указывалось на неожиданность начатых военных действий, на существо­вавшую возможность их предотвращения дипломатическим путем «без разлития крови и опустошения государств». Рус­ское правительство извещало Кан-си о своем согласии начать мирные переговоры в Албазине и о выезде туда из Москвы послов при условии установления перемирия и отступления маньчжурской армии с российской территории. Н. Венюкову и И. Фаворову поручалось выяснить дальнейшие намерения маньчжурского двора и конкретизировать условия мира.

 

28 декабря 1685 г. был подписан указ о назначении столь­ника Ф. А. Головина великим и полномочным послом для ведения переговоров с маньчжурскими представителями на пограничном съезде. За две недели до этого указами от 12 и 16 декабря правительство назначило Ф. А. Головина в Си­бирь фактически на правах наместника. В указах подчерки­валось: «Послать для своих дел в дальние сибирские города,в Селенгинской и Нерчинской и в иные остроги для оберега­ния от приходов китайских воинских людей и для договора китайского хана с начальным воеводою, который выслан бу­дет в китайские города, которые податны к их государским городам и по славной Амуру реке... А которые городки, Ал- базинской и иные острожки, в прошлых годах китайцы разо­рили и пожгли, и те паки ему в тех местах завесть и по­строить, и ратных и жилецких людей поселить и завести паш­ню и всякий хлеб... А буде китайцы в тех местах городов и острогов строить ему не дадут, и ему промышлять и радеть о том всячески».

 

В литературе обычно рассматривалась только диплома­тическая деятельность Ф. А. Головина и его роль в заклю­чении Нерчинского договора 1689 г. Такое понимание задач, поставленных перед Ф. А. Головиным, фактически искажало позицию правительства царевны Софьи и В. В. Голицына. В конце 1685 г. оно по-прежнему не собиралось поступаться сибирскими территориями и, как видно из указов от 12 и 16 декабря, Ф. А. Головину вменялось в обязанность отстоять русские рубежи в Восточной Сибири не только дипломатиче­ским путем, но и «воинским промыслом». Для организации обороны ему передавалась власть над огромной территорией Иркутского, Нерчинского, Албазинского уездов.

 

Н. Венюков и И. Фаворов выехали из Москвы уже черездней после подписания указа, 20 декабря 1685 г. В начале апреля 1686 г. они прибыли в Енисейск, где были на месяц задержаны весенней распутицей. Только 9 мая они выехали оттуда в Иркутск для дальнейшего следования в Селен­гинск. В середине августа Н. Венюков и И. Фаворов выеха­ли из Селенгинска вместе с Гичюлом, посланцем Очирой Саин-хана, Ундур-Гэгэна и Шидишири Багатур-хунтайджи. Возможно, северомонгольские феодалы успели узнать о по­сылке Н. Венюкова и И. Фаворова и ждали проезда русских гонцов. В Северную Монголию их «везли наскоро», чтобы приехать к Ундур-Гэгэну до предполагавшегося у него «съез­да» халхских владетелей[49]. В монгольских улусах на р. То­ле Н. Венюков и И. Фаворов провели пять недель. Н. Веню­ков передал Очирой Саин-хану царскую грамоту с просьбой о пропуске их в Китай и вел с ним и Ундур-Гэгэном перего­воры об урегулировании русско-монгольских отношений. В принципе ничего нового русской дипломатии они не дали. Очирой Саин-хан по-прежнему был настроен воинственно и настаивал на возвращении бурят; Ундур-Гэгэн продолжал противиться настояниям богдыхана о возобновлении военных действий в Забайкалье и был предупредителен к Н. Веню- кову и И. Фаворову. Он послал своего гонца в Китай с изве­щением о следовании русских представителей и известил И. Поршенникова в Селенгинске об их отъезде в Пекин.

 

В трех днях пути до г. Калгана Н. Венюкова и И. Фаво- рова встретили официальные представители маньчжурского правительства и сопровождали их до Пекина. Маньчжурский двор был явно заинтересован приездом Н. Венюкова и И. Фаворова. В своем письме Ф. А. Головину они писали, что после приезда в Пекин 31 октября 1686 г. представители богдыхана начали с ними переговоры уже на следующий день. Объясняя причины своего военного выступления, мань­чжурский двор вернулся к точке зрения, которую он пытался навязать еще Н. Спафарию. Представители Кан-си отказы­вались считать себя в состоянии войны с Россией и объяви­ли, что военные действия вызваны, прежде всего, самоволь­ством казаков, занявших берега Амура, а также отказом нерчинских властей в выдаче Гантимура. Тем не менее они утверждали о готовности богдыхана сохранять «мир и друж­бу» и немедленно снять осаду Албазина. Маньчжуры пред­лагали обменять Гантимура на русских пленных, а свои тер­риториальные притязания ограничивали уже толвко При­амурьем. Действительно, 4 ноября русские представители бы­ли извещены о «великодушном» решении Кан-си отвести свои войска от Албазина. 10 ноября 1686 г. состоялся прием у бог­дыхана, а 14 ноября Н. Венюков и И. Фаворов выехали из Пекина. В посланной с ними довольно любезной грамоте Кан- си обязался не предпринимать военных действий и дожидать­ся прибытия русского посольства.

 

Таким образом, миссия завершилась успехом. Он объяс­нялся крайне тяжелым положением, в каком оказалась под Албазином маньчжурская армия. А. Бейтон сообщал, что снятие осады Албазина было встречено в маньчжурской ар­мии с нескрываемым удовлетворением. Не добившись победы, маньчжуры начали жестоко страдать от голода. От «хлебной скудости» начался мор. Общие потери маньчжуров достигли свыше 2500 человек[52]. В первых числах декабря 1686 г. мань­чжурские воеводы, получив богдыханский указ, сняли осаду Албазина. Н. Венюков и И. Фаворов со своей стороны отпра­вили из Пекина в Албазин двух казаков с письмом к А. Бей- тону; они извещали его о состоявшемся соглашении, наказы­вали быть предупредительным по отношению к маньчжурским воеводам, но на их «любительные слова» надежд не возла­гать и жить с «большим береженьем». Неприятельские вое­воды согласились выпускать защитников Албазина к Амуру за водой и пропускать в крепость «небольших людей» из Нер­чинска со скотом и другим «харчем», но «во избежание ссор» воспротивились выходу албазинцев в лес за дровами и сосно­вой корой, необходимой больным цингой людям. Свою артил­лерию, деревянные укрепления, щиты, туры н рогатки они сняли с позиций. После переговоров с представителями мань­чжурского командования А. Бейтон выяснил, что отход не­приятельской армии возможен только после вскрытия Аму­ра 5с\,

 

В апреле 1687 г. И. О. Власов потребовал от маньчжур­ских воевод ухода от Албазина. В начале мая они отошли на четыре версты и стали в укрепленном лагере, продолжая зорко следить за русским гарнизоном. В Албазине полагали, что они хотели не допустить нового посева полей. Сохрани­лось предание, что неприятельские воеводы предложили А. Бейтону в начале мая 1687 г. прислать своих врачей и ле­карства, но он отклонил это предложение и в свою очередь послал в неприятельский стан пирог весом в пуд. Вполне возможно, что это предание отражало реальный факт, так как «хлебных запасов» в крепости к снятию осады остава­лось до тысячи пудов. Наконец, в конце августа 1687 г. мань­чжурские воеводы ушли в свой городок к устью Зеи и «на­казали» А. Бейтону не разрушать их осадных земляных со­оружений[53]. Дальнейшие события показали, что за этими за­тяжками крылись далеко идущие расчеты.

 

Героическая пятимесячная оборона стоила жизни подав­ляющей части защитников Албазина. В одной челобитной 1689 г. албазинские казаки указывали, что пережили осаду из «старых албазинцев» пятидесятник Анцифор Кондратьев и 19 рядовых, а из пришедших в Албазин с А. Бейтоном — пятидесятник Василий Смиренников и 29 рядовых. Всего — 50 человек. Эта же цифра указывается в двух других чело­битных 1689 г., где албазинцы просили выдать им жалованье. Правда, в них указано только 7 «старых» казаков. Наконец, А. Бейтон в 1689 г. составил список из 7 «старых» албазин­ских казаков и 90 казаков, пришедших в Албазин вместе с ним.

 

Как и в 1685 г., албазинцы вновь лишились всего скота и лошадей. После отхода маньчжурской армии А. Бейтон начал восстанавливать дворы и готовиться к посеву. И. О. Власов прислал из Нерчинска небольшое подкрепление[54].

 

Неудача маньчжуров под Албазином имела огромное значение для дальнейшей обороны Приамурья и Забайкалья, но до окончания военных действий было еще далеко.

 

Источник: В. А. Александров «Россия на дальневосточных рубежах»ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1969