Яндекс.Метрика

Последние материалы

Приотворенные двери

ИСТОРИЯ наших приключений, место действия которых охватывает всю область, лежа­щую. между Багдадом и Баку, по странному совпадению изобилует неизбежным повторением: буквы Б: Берлин, Баку. Батум, Бухара и Багдад и если угодно продолжать это совпадение «паки и паки», то долж­но прибавить и Византию (Вугапйит) вместо Константинополя. Таким образом, сущность моей миссии, с которой мне было приказано следовать на Кавказ в конце 1917 года, а также и планы врагов, стремив­шихся воспрепятствовать выполнению моей миссии - лучше всего было-бы поставить под знаком этой буквы алфавита. Одной из главных проблем, фигурировавших в глубоко продуманном еще перед войной немецком плане мировой гегемонии - было овладение Малой Азией и продвижение вглубь Азии путем постройки железнодорожной линии Берлин-Багдад. Когда, в марте 1917 г., Багдад был занят англичанами, и возможность взятия его обратно турками оказалась мало вероятной, немцы принуждены были взять курс своего дальнейшего продвижения вглубь Азии несколько севернее и избрать направление: Берлин - Баку - Бухара. Ясно, что в этой последней схеме Закавказье, Баку и Каспийское море должны были играть значи­тельную роль, и потому целью возложенного на меня поручения было предупредить появление немцев и турок в этих районах. Судьбе было угодно, чтобы как раз в тот момент, когда англичане взятием Багдада делали невы­полнимым первый из указанных планов немцев, российская катастрофа открыла северную дорогу для беспрепятственного следования германских войск. До лета 1917 года русские войска еще держались стойко, хотя уже было ясно, что процесс разложения затянется нена [1-2] долго. Линия их фронта про­стиралась от юга России, по Кавказу, у Каспийского моря, по северо-западной Персии, до стыка их ле­вого фланга с английским правым крылом на границах Персии и Мессопотамии, восточнее Багдада. К осени 1917 года эта линия начала таять; в войсках началось массовое дезертирство, вся армия стреми­лась оставить фронт и вернуться домой. Таким образом, в районе Эрзерума турецкие войска, действовавшие в сущности в качестве немец­кого авангарда, в один прекрасный день не нашли никаких войск на пути к давно желанному Закавка­зью, за исключением нескольких армянских отрядов, дезорганизованных, плохо снабженных и отрав­ленных революционным духом. Но так как путь наступления турок лежал через родину армян, то армя­не принуждены были оказывать им кое-какое сопротивление. Тифлис - столица Закавказья - пал бы по всей вероятности, без серьезного сопротивления и захват этого города дал бы турко-германцам возмож­ность полного господства над железнодорожной линиий между Батумом - Баку от Черного моря до Кас­пийского и отдал бы в их распоряжение чрезвычайно ценные Бакинские нефтяные промыслы, горные богатства Кавказского хребта и колоссальные запасы зерна и хлопка на берегах Каспийского моря. Перенесение нового театра военных действий так далеко от места главных операций (от Багдада до Баку ведь 800 миль) - не давало возможности отправить туда достаточного количества войск. Единственно возможным и самым целесообразным планом было отправить английскую миссию в Тифлис. Эта миссия, по прибытии на место назначения, должна была реорганизовать распавшиеся еди­ницы русской, грузинской и армянской армий и восстановить фронт против турецкого вторжения. Пер­спектива казалась заманчивой и возможный успех должен был пропорционально превзойти количество посланных людей и затраченные суммы. 'Это было и соблазнительно, и практично. Честь этой командировки выпала на меня, и я отправился из Багдада с головным отрядом в январе 1918 года. Я должен оговориться, что первоначальный план так и не был выполнен: отряд наш не добрался до Тифлиса. Но то, что я намереваюсь рассказать, касается попыток достичь места [2-3] назначения отряда и всех тех перепетий, которые выпали на его долю, а также и тех второстепенных достижений, которые, я уверен, были все-же весьма ценны для союзников. Я предоставлю самому читателю из моего повествования сделать оценку этих успехов и хочу ос­тановиться только на одном факте непосредственно приведшем к оставлению немцами тифлисского плана. Это был, так сказать, «моральный каму-флет»: мой головной отряд, состоявший из двенадцати офицеров и сорока одного солдата, закрыл прорыв, образованный в Северной Персии уходившими рус­скими войсками и, таким образом, совершенно парализовал операции неприятеля на этой линии, хотя этому сильно мешали враждебные действия «нейтральных» персов. Прежде чем приступить к рассказу о приключениях нашей миссии, было-бы, пожалуй, интересно дать краткую оценку плана действия немцев в Закавказьи. С точки зрения неприятеля, Турция, без сомнения, должна была действовать с большим подъемом духа, движимая соблазнительной перспективой захвата ценной территории на этом единственном театре войны, где победы падали, подобно спелым сливам, в открытый рот. Кроме того, турки могли излить свою ненависть к армянам, и к тому же у каждого турецкого солдата была соблазнительная возможность пограбить в больших городах. Но, с другой стороны, турецкая армия, в целом не была уже так хорошо организована, как в 1916 году. Войска устали, военноначальники не только не воодушевляли их больше уверенностью в окончательной победе, но, пожалуй, сами были подавлены перспективой поражения. Против подобной армии было бы нетрудно сорганизовать довольно многочисленные войска Грузии и Армении, воинственный дух которых усилился-бы, по крайней мере, в сто раз при наличии твердого решения не пускать к себе ненавистных завоевателей. Эти соображения были столь ясны и просты, что они были приняты за исходную точку наших операций. К сожалению, опыт убедил нас как раз в обратном. Революция так завладела умами и на­строением людей, что даже такое примитивное чувство как стремление защитить свой домашний очаг, - этот силь [3-4] нейший из людских инстинктов - совершенно исчез у народов Закавказья. Единственно возможный и успешный способ действия нашей миссии мог базироваться только на патриотических чувствах населения Закавказья и их любви к отечеству. Может показаться совершенно невероятным, но я уверяю вас, что такого чувства у них не сущест­вовало и все планы, построенные на этом базисе, заранее были обречены на неудачу. В этом, конечно, нельзя обвинять тех, кто, естественно, расчитывал на наличие подобных чувств. Разгадка этого в том, что Тифлис еще задолго до войны придерживался, как говорят русские, «германской ориентации». Тщательно подготовляясь к великой войне, немцы пустили глубокие корни на севере и юге Кавка­за, имея в виду всевозможные комбинации в будущем. Население Тифлиса читало сообщения агентства Рейтера и, сопоставляя их с победными возгласа­ми германских радио, говорило себе: «Конечно, Германия выиграет войну. В таком случае, зачем нам нужны здесь англичане, которые только затягивают дело? Пусть турки зиймут нашу страну: все равно ведь победоносная Германия оградит нас теперь от турецких эксцессов, а по окончании войны выгонит их отсюда. Ведь, турецкое нашествие всего лишь маленькое неудобство, от которого немцы потом изба­вят нас» Вот каков был, несомненно, образ мыслей в Тифлисе и в особенности, среди грузин. Армяне-же смотрели на все это через призму страха перед турецкими зверствами. Это отсутствие национального духа и объясняло нерешительность всех призванных выполнять в Закавказьи задания военного характера. Когда мой рассказ коснется последней стадии обороны Баку против турок, то будет видно, как даже в «двенадцатый час», перед угрозой падения родного города, гибели всего имущества, жен и детей, перед лицом смертельной опасности сделаться добычей злейшего врага и неминуемо погибнуть в общей резне, - даже в этот страшный момент патриотический дух, кото­рый единственно мог сделать оборону города успешной, так и не пробудился. Несомненно, отсутствие этого чувства нужно приписать эффекту революции. Все те [4-5] факторы, которые образуют то, что мы называем «храбростью» были бесследно уничтожены революцией и сменились угрюмой апатией, кото­рая встречала все положения безнадежным возгласом: «есть-ли смысл делать что-нибудь!»... Таково было положение дел в Закавказьи. Перейдем теперь к Персии. Хотя Персия и была объявлена нейтральной ее территория с самого-же начала войны сделалась плацдармом для русских и турецких войск, которые сражались на путях от Казвина к Керманшаху. Это продолжалось до тех нор, пока взятие нами Багдада не дало русским неоспоримого перевеса. Благодаря этому в 1917 году русские держали за собой все пути, идущие от Персидско-Мессопотамской границы на северо-восток к Каспийскому морю. Турки, не выказывая явного намерения переходить в наступле­ние по этой линии, держали, однако, достаточное число войск на линии параллельной русскому фронту, к северо-востоку от него, внимательно следя за операциями в этом районе. Когда, после большевистского переворота, в ноябре 1917 года, русские войска стали уходить из северной Персии, то сделалось очевидным, что на правом фланге британской Мессопотамской армии образуется брешь па пространстве почти 450 миль, сквозь которую турецкие и немецкие агенты и вой­ска смогут безпрепятственно наводнять Центральную Азию. Была надежда заполнить эту брешь вербовкой под английским флагом хорошо оплачиваемых доб­ровольцев из отступающих русских. Но попытка, сделанная в этом направлении потерпела полнейшее фиаско. Причины неудачи были главным образом те-же, о которых я писал выше: революционер может убивать, но он не может сражаться. Завербованные люди оказались ни к чему не годны: к тому-же рево­люционные комитеты приговаривали к смертной казни всех желавших записываться добровольцами. Эту попытку пришлось раз на всегда оставить. - В результате, образовавшийся прорыв был заполнен офицерами и солдатами... нашей миссии при обстоятельствах, о которых речь будет впереди. [5-6] Мне остается теперь дать краткое географическое описание местности- В направлении от Багдада на восток расположена однообразная низменная область Мессопотамии, которая тянется на протяжении около 80 миль, до самой персидской границы, совпадающей с подножи­ем горных массивов. Переход от низменности к нагорной области постепенен: он начинается с не­высоких холмов, которые начинают нарушать характер плоской низменности еще приблизительно миль за двадцать до персидской границы. От этого пункта до Каспийского моря, т. е. на расстоянии 400 миль, по прямой линии, вся область состоит из голых гор, чередующихся с плодородными долинами. Линия параллельных хребтов тянется с северо-запада на юго-восток, в то время как дорога идет к северо-востоку, пересекая, таким образом, эти хребты иод углом с правой стороны. Горные проходы поднимаются до 5 и 8 тысяч футов высоты над уровнем моря, а средняя высота нагорья колеблется между 3 и 7 тысячами футов. У прохода Так-и-Гири, ведущего из Мессопотамии в Персию, попадаются по склонам гор чахлые дубы: это, пожалуй, единственное дерево в этой области, вплодь до Эльбурсских гор, окаймляющих южное побережье Каспийского моря. Перевалив последний горный хребет у Менджиля, вы видите, что остальное пространство до иорского берега, протяжением в 70 миль, представляет с остальной областью самый резкий контраст, который можно встретить только в Азии. После 300 миль путешествия, по го­лым и диким горам, подобным разве только мертвым скалам Адена, вы попадаете в густой лес; это про­изводит приблизительно такой-же эффект, как если бы вдруг вы перенеслись с одной планеты на дру­гую. Последние 20 миль, остающиеся до моря, по направлению к району русских концессий - гавани Казиан (или Энзели), представляют собой низменность, пересеченную невысокими дюнами. Эта низ­менность образовалась с течением веков от речных наносов со стороны Эльбурсских гор и песка, прине­сенного сюда северными ветрами. Бассейн Каспийского моря: включает в себе большое разнообразие климатов и температур. Берега его представляют из [6-7] себя образчики всех местностей страны и населены бесчисленными мелкими племенами, остатками древних могущественных народов. Что касается климата, то Астраханский порт у устья Волги на северном берегу моря, замерзает зимой, тогда, как в окрестностях Энзели процветает культура риса, а смаковницы и пальмы растут на открытом воздухе и зима выражается лишь в теплом мелком дожде. Область к северо-западу - по преимуществу низменная - местами являет вид поросшей травой сте­пи, местами же - песчаной пустыни; дальше-же, на западе и на юге, высятся отроги Кавказских гор и величественные хребты гор Эльбурсских. Из главных народностей, живущих по берегам моря, отмечу русских казаков на севере, туркменов на востоке, персов и гилян на юге и татар, грузин, армян и дагестанцев на западе. За исключением южных берегов, составляющих персидскую территорию, все море лежит в преде­лах русских владений и, даже на этом южном берегу, главная гавань и лучшие рыбные промысла уступ­лены русским. Это действительно ценная концесия. Дорога от Энзели к Тегерану и Хамадану также на­ходится в руках русских. Морской транспорт здесь имеет немаловажное значение, так как он представляет собой основу для экспорта икры и замороженной рыбы с русских рыбных промыслов, риса - из провинции Гилян, пшени­цы и хлопка - из Туркестана, бакинской нефти и мануфактуры и прочих европейских фабрикатов, идующих сюда по Волге через - Астрахань. - Там, где нефтяное топливо так дешево и опасные штормы на море так часты, там нет места парусным судам, а потому число имеющихся на Каспийском море па­роходов очень велико для такого маленького водного пространства. Не справляясь с оффициальными данными, мы полагаем, что Каспийский торговый флот состоит приблизительно из 250 пароходов вме­стимостью от 200 до 1000 тонн; некоторые из них построены в Англии и доставлены сюда по Волге. Маленькая флотилия из трех вооруженных судов «Карса», «Ардагана» и «Геок-тепе» охраняет эти внутренние воды, и способна навести порядок и на берегу, если не встретит со [7-8] противления. Флот, конечно, играл большую политическую роль, в дни революции, главным образом, по причине улуч­шившегося материального положения матросов. Замечательно, как охотно революционное правительст­во прислушивалось к требованиям флота, когда резиденция правительства находилась на берегу моря и орудия судов угрожали жизненным центрам страны. Сделанный краткий обзор политических событий, приведших к решению послать специальную миссию в Тифлис и набросанное в общих чертах описание местностей, по которым нам пришлось про­двигаться, приводя в исполнение намеченную операцию, будет, полагагю, достаточным для введения читателя в курс дела- Еще одно обстоятельство, на котором нужно немного остановиться, это - состав миссии. В виду специального характера миссии и ее заданий, не было необходимости посылать боевые части. Человек 200 офицеров и столько-же солдат должны были играть роль инструкторов в реорганизо­ванных частях. Эти офицеры и нижние чины были выбраны из различных войсковых частей и разных театров войны: из Франции, Салоник, Египта и Мессопотамии. Люди были родом, главным образом, из Канады, Австралии, Новой Зеландии и Южно-Африканских республик. Все они были выбраны как люди толко­вые и способные, показавшие себя с хорошей стороны на полях сражений. Действительно, можно ска­зать, что отряд составился превосходный. Командование такими людьми могло сделать честь любому офицеру. Но, ведь, нужно было собрать всех этих людей и это оказалось самым трудным. Если-бы время не было важнейшим фактором в задуманной операции, то самое лучшее было-бы собрать их всех вместе в одном каком-нибудь пункте и затем уже двинуть по первому требованию. Но это, однако, оказалось со­вершенно невыполнимым. Время играло самую важную роль в этом деле и поэтому мне пришлось от­правлять людей партия за партией по мере того, как они прибывали в мое распоряжение. Последние эшелоны были отправлены мною уже к концу второго месяца. Да и в течение всей операции эти люди никогда не могли собраться воедино вследствие разнообразия да [8-9] ваемых им поручений и обширно­сти театра военных операций. Последнее обстоятельство было самым неприятным, но, к сожалению, совершенно неизбежным. Мое знание русского языка и симпатии к России не мало способствовали выполнению порученной мне задачи, но нельзя было, конечно, ожидать, чтобы офицеры моей армии, как общее правило, были-бы лингвистами. Они таковыми не были. Были, однако, такие, которые немного объяснялись по-русски благодаря тому, что изучали этот язык на борту пароходов, отправляясь в эту экспедицию. Попадались и говорящие чуть-чуть по- французски. Офицеры, назначаемые для работы в штабе, были отлично подобраны и многие из них вла­дели одновременно русским и французским языками. Некоторые, из самых отдаленных уголков мира, были знакомы с языком тех народностей, с кото­рыми им приходилось сталкиваться, но знание этих языков было совершенно не нужно в Азии и Европе. Мне пришлось, например, объяснить одному, что язык зулусов едва-ли пригодится ему в Персии. К назначенному кадру английских офицеров были приданы еще и отличные русские офицеры, присланные из Лондона, а также и другие русские беженцы из революционной России, которые присое­динились ко мне позднее и чьи услуги были для меня очень ценны.

Всего сказанного достаточно для общего вступления. Я попытался выяснить стратегическую и по­литическую ситуации, которые вызвали отправку миссии; я дал краткое описание страны, где посланные отряды пережили столько приключений, а также представил действующих лиц, которые будут прини­мать участие в этих приключениях. [9-10]


Источник: БРИТАНСКИЙ ИМПЕРИАЛИЗМ В БАКУ И ПЕРСИИ 1917-1918 (воспоминания)
ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО Б. РУДЕНКО Изд-во «СОВЕТСКИЙ КАВКАЗ» - ТИФЛИС 1925
 
---

Добавить комментарий